Воспоминания о маме
Трогательные фразы о маме, которой нет в живых
Мы редко задумываемся о том, что иметь любящую маму – самая настоящая роскошь. Боль утраты после того, как дорогой сердцу человек уходит из жизни, просто не восполнить. В этот момент важно подобрать статус о маме, которой нет в живых.
Больше не вернуть
- Прости, что раньше у тебя болело сердце. Теперь навечно у меня болит душа.
- Пусть нас всех как можно дольше сопровождают объятья любимой мамы.
- Хорошо, когда мама – лучшая подруга. Но теперь, когда она ушла, мне больше не с кем и дружить.
- Говорят, что время лечит. Но не все случаи подвластны этому лекарству.
- Я не могу понять, что ты уходишь, я не могу принять, что ты уже не здесь.
- Мне больно, потому что больше не смогу почувствовать того уюта, который ты умела создавать.
- Даже если рая не существует, мамы всё равно превращаются в ангелов.
- Намного проще верить, что мы просто живём на расстоянии.
- А, знаешь, когда плохо, я по привычке всё ещё набираю твой номер телефона.
- Взгляни на меня, мам, последний раз взгляни. Не уходи, ты видишь, как я плачу!
- Ты – ангел, ты – сокровище, ты – сила. И ты не можешь так вот просто уходить…
Горе, которому не поможешь
Статусов про маму, которой нет в живых, не так уж много, и это не может не радовать. Однако в трудную минуту важно найти строки, которые помогут выразить всё то, что скопилось на душе.
- Моя любовь к тебе будет храниться в сердце вечно, и я верю, что будешь ты любить в ответ.
- Как много есть чего тебе сказать. Как громко тишина звенит в ушах…
- Совершенно в любом возрасте без мамы очень трудно.
- Я отдала бы всё на свете, лишь бы твоё сердечко снова забилось, а на устах заиграла улыбка.
- Отдыхай от всех забот мирских, ведь у тебя их было так немало. И если всё же меня слышишь ты, то помни, что тебя люблю я.
- Я горжусь, ведь светлое имя моей мамы долго будет в памяти многих тех, кому при жизни от души ты помогала.
- Я искренне желаю, чтоб моя боль обернулась благодатью для тебя на небесах!
- Я так скучаю, и всё же по привычке жду, что ты вернёшься.
- Я жалею только о том, что заставляла тебя плакать в те священные минуты, пока ты была со мной.
- Ты всю жизнь положила на то, чтобы моя была ещё и ещё лучше. Большое спасибо тебе, мама…
- Тебя давно со мною рядом нет. Но так люблю я принести цветы к надгробию, где на фото моя мама. Чуть улыбается, и всё же чуть грустит.
Крест одиночества
Любимые и любящие родители не умирают – они просто отправляются на небеса. Статус «мамы больше нет» немного облегчит страдания и позволит выразить глубокое признание матери.
- Я Бога попрошу… нет, не вернуть тебя. Ты заслужила рай небесный. Лишь пусть он скажет о любви моей. Огромной, безграничной, нежной…
- Хоть ты ушла давно, мне кажется, что слышу твой голос среди трав и средь полей. Он шепчет, чтобы быть ко мне чуть ближе.
- Родные мамины глаза… Смотрите в них, пока они не стали лишь воспоминаньем.
- Я вроде взрослый, но недавно понял, что совсем не готов к жизни в этом мире без милой мамы.
- Всё проходит в этом мире. И я знаю, боль утраты уйдёт вместе со мной.
- Есть события, в которые просто не можешь поверить, есть люди, которых просто не хочешь отпускать.
- Мне не хватает, мама, твоих рук, что справиться могли с любой задачей. Что обнимали крепко в сложный час.
- Я так хочу услышать мой любимый запах. И руки твои снова целовать…
- Ты запомнилась мне такой лучистой и солнечной. Доброй, весёлой и немного сердитой. Меня греют воспоминания, и от этого я улыбаюсь.
- Спасибо миру за такую маму! Как жаль, что мне её никак уж не вернуть.
- Теперь я жалею за все те дни, что забывала позвонить. Теперь я многое бы отдала хотя бы за один такой звонок.
Боль дочки после ухода любимой мамы
Мама для девочки – это не только защита и опора, но и возможность поговорить по душам и даже посплетничать. Чем крепче была связь между родными, тем сильнее боль утраты. Ниже предоставлены самые трогательные статусы о смерти мамы от дочери.
- Рядом с тобой мне всегда было тепло и хорошо. Но когда ты ушла, я больше не найду себе приюта.
- Я не вижу тебя, мама, но я знаю, что ты меня рассмотришь с высоты небес.
- Мне больно и страшно сейчас, но твои внуки узнают, что у них была замечательная бабушка!
- Я поняла, что больше не малышка, когда закрыл глаза родной мне человек. Навеки, навсегда.
- Если со мной случается что-то хорошее, я поднимаю глаза к небу, и мысленно благодарю тебя. Спасибо, мама!
- Как жаль, цветы уж больше не живые. Как жаль, меня ты больше не поймешь…
- Ты знаешь, я привыкла жить с утратой. Но иногда просто невозможно не плакать от воспоминаний.
- Почти мы все не бережём маму, хоть просят нас её беречь. Но почти все с годами понимают, как жалко стало вмиг ушедших лет.
- Говорите приятные вещи и радуйте мам уже сегодня. Мы не знаем, как в следующую секунду нами распорядится жизнь.
- Сначала я не могла простить судьбу за то, что она отобрала тебя у меня. Но теперь я радуюсь хотя бы тому, что ты можешь приходить во снах.
- Почему Бог разлучает нас с теми, кто помог пережить самые большие невзгоды?
Желаем смелости духа всем, кто столкнулся с подобной ситуацией. Любите своих матерей и не стесняйтесь им этого показывать!
Воспоминания о маме
В августе исполнился год, как нет рядом со мной моей мамы Марии Карякиной, но память о ней живет со мной, отдаваясь постоянной ноющей болью в груди
В августе исполнился год, как нет рядом со мной моей мамы Марии Карякиной, но память о ней живет со мной, отдаваясь постоянной ноющей болью в груди
Моя мама Мария Васильевна родилась в деревне Верхняя Николаевка (Кизганбашевский сельсовет) Балтачевского района 20 сентября 1924 года в семье Василия Матвеевича Клинова.
— В нашей деревне был 21 дом, все были русские, в каждой семье было много детей, — рассказывала нам мама. — Деревню в народе звали Тульская, так как в 1754 году ее основали туляки — переселенцы из Тульской области.
В семье Василия Клинова воспитывались пятеро детей: Михаил, Георгий, Мария, Таня, Борис. А всего у супругов родилось десять детей, пятеро умерли еще в раннем детстве.
Глава семейства в 1918–1921 годах воевал на фронтах первой мировой войны, был в плену. До 1928 года Клиновы были земледельцами, трудились для себя. Имели землю, сеяли хлеб, жали серпами, молотили зерно на мельнице, держали коров, быков, лошадей. В 1928–1931 годах начали создавать колхозы. Люди сначала волновались, потом привыкли. Клиновы тоже вошли в колхоз имени Степана Разина. Пришлось сдать лошадей, отказаться от земли. Все межи распахали, и стало поле колхозным. За работу в общественном хозяйстве давали трудодни, а после уборки хлеба в зависимости от урожая — зерно.
Будучи 12-летней девочкой мама уже работала в колхозе. Девчатам за это давали по 0,5 трудодня.
— Мы пололи лен, дергали его, мололи, выколачивали вальками зерно. Особая радость была ездить на сенокос, едем на телеге — песни поем, — вспоминала о молодых годах мама. — Вечером у костра женщины пели песни, плясали и мы с ними. А потом тишина — спят, как убитые. Однажды возчик не забрал нас с сенокоса, опоздав на один день, и в ту ночь мы с девчатами испугались не на шутку. В лесу ухал филин, трещали сучья, и казалось, что на поляне кто-то ходит. В то время в лесах скрывалось много беглых с тюрем людей.
Испытания один за другим «сыпались» на семью. В 1932 году умерла мама. Сразу же после ее смерти главу семейства обложили хлебом, то есть, пришли отбирать якобы спрятанное зерно. Не найдя ничего, увезли Василия Матвеевича в Уфу и посадили в тюрьму на два года. Старший брат мамы Михаил был в это время на сплаве в Свердловске, Георгий — в городе Ворошилов Пермской области, куда еще мальчишкой, не окончив школу, отправился на заработки. Восьмилетняя мама, шестилетняя Таня, четырехлетний Борис остались одни. Девочки ходили по деревне и выпрашивали куски хлеба. Детей забрала их бабушка Феня.
Через два года Василий Клинов вернулся домой. Детям не хватало матери, нужно было одевать, прясть, шить. В 1936 году он женился во второй раз на Наде Кокотовой, которая была вдвое моложе его. Она пришла с дочкой Валей.
Следующий год был голодным. Мою маму, 12-летнюю девочку, отдали в няньки в соседнюю деревню Терекеево. Деревня была татарской, язык она не понимала. К счастью, семья, куда она попала, была русской. Семен Пастухов со своей супругой Фросей и годовалым сыном приехал в колхоз наемным шофером. Глава семейства был добрым, жена — жадной. Как-то купил Семен маме новые носки, а Фрося отобрала их, взамен швырнула ей свои старые. Хозяева часто ругались, дом был тесный и маленький. Спала мама в закутке, и во время ссор поджимала под себя ноги, сворачивалась в клубок, чтобы не задавили девчушку, бегая по дому. Фрося сама не работала, все ездила за Семеном, не доверяя ему и ревнуя, поэтому наняла няньку.
Так пролетело два года. Через некоторое время супруги переехали в соседнюю деревню Карыш, маму забрали с собой ухаживать за родившейся девочкой. Надолго она у них не осталась. Мачеха забрала ее домой, ссылаясь на то, что дома много работы. А сама ушла к своим родителям, оставив Клиновым пятимесячную дочь Анну.
— Такое мучение, не дай Бог никому, — с горечью в сердце рассказывала мама. — Кормить ее было нечем, мы совали ей в рот то, что сами ели. Одежды для нее тоже не было, заворачивали ребенка в разные тряпки. Отец вставал по ночам и менял ей мокрые пеленки, качал в люльке. И что самое интересное, она ни разу ничем не болела, росла крепкая и здоровая. 1939 год выдался голодным, есть в деревне было нечего. Наша семья перебралась в Бирский район, поселились в четырехквартирном доме в деревне Кондаковка. Отец устроился на работу в совхоз. За работу ему давали на руки 2 кг муки в месяц и немного денег. Тогда мы и не думали, что в Кондаковке мы останемся надолго, и что там нам придется пережить войну.
Наша мама ходила в 7-летнюю школу города Бирска в 5 километрах от дома. Окончив ее, в 1940 году поступила в Бирский медтехникум. Но окончить его не получилось, в 1941 году началась война.
Мой дед на войну не попал из-за возраста (ему было 53 года). Брат мамы Миша ушел воевать в 1941 году. В мирное время он возил на колхозной полуторке хлеб, на ней же уехал на фронт. Почти сразу по вине предателей он попал в плен. Всю вой- ну от него не было вестей. Жена Анна верила, что он вернется, ждала. Сходила она как-то к ворожее, та сказала, что он вернется живой, но жить вместе не будете… Миша боролся за свою жизнь в концлагере в Германии, выжил, вернулся в 1946 году, а его супруга уже умерла, так и не повидавшись с ним.
Другой брат мамы — Гоша до войны служил в армии на Дальнем Востоке. Приехал в Кондаковку, привез маме туфли. Она стеснялась их носить, потому что таких ни у кого не было. В 1941 году Клиновы проводили его на фронт, вернулся он в 1946 году. Братьев давно уже нет в живых.
Осенью 1941 года студентов медтехникума послали убирать хлеб. Стоял холод, молодые люди шли пешком под проливным дождем. Мама была в простой кофточке, простыла, поднялась температура, началась еще и малярия. Из-за болезни она пропустила учебу.
Кондаковку окружали болота, было много комаров. Из-за этого глава семьи начал болеть и в 1942 году вместе с супругой (Надя вернулась в семью в начале войны), дочкой Валей и Аней переехали в Мишкино. Он устроился объездчиком на кордон, смотрел за лесом. Там же стоял дом, в котором они поселились. Кордон находился за речкой Второй Иняк, недалеко от Мишкино и Мари Олык.
Мария, Таня, Борис остались в Кондаковке. Мама пошла работать на ферму, ухаживала за скотиной. За работницами закрепили лошадей. Зимой на них они возили дрова из Баженовского леса в дома инвалидов города Бирска. Бурелом пилили простой ручной пилой. Летом пасли табун откормочных быков за рекой Белой. Вставали рано, в 4 утра, загоняли в 11 вечера.
— За хороший привес быков, нас, ударников, отправляли летом работать в дом отдыха Шамсутдин, — вспоминала мама. — Нас было четыре официантки, за каж- дой закреплены по 7 столов. Жили там же. Вставали в 4 утра, мыли полы. Отдыхающие задолго до завтрака вставали в очередь у дверей столовой. Это были рабочие с благовещенских и уфимских заводов. Обессилевших и истощенных их направляли сюда на время отдохнуть. На столе не оставалось ни крошки, тарелки были будто помытые. Жалея этих людей, мы выпрашивали у повара добавки для них. Дом отдыха стоял на озере Шамсутдин — рыбы было вдоволь, мы делали рыбные котлеты и сами вдоволь наедались ими.
Живя в Кондаковке, моя мама пешком ходила навещать невестку, подруг в свою деревню Николаевку, к отцу на кордон. Ее младший брат Борис остался у отца, стал помогать ему: ходил в контору лесничества с бумагами. Потом к отцу перебралась и дочь Татьяна, мама осталась одна.
— Памятен мне День Победы, — часто говорила мама. — Мы собирали дрова в лесу рядом с Кондаковкой. Директор, который приехал на лошади, сообщил нам о завершении войны. Все прыгали от радости. От Миши и Георгия всю войну не было вестей, мы ждали, что они приедут.
Весной дед Василий решил сделать питомник и соорудить изгородь к нему. Вчетвером — мой дед, мама, Таня и Борис пилили жерди, таскали их. Во время работы с дедом случилось несчастье: он поднял бревно и что-то у него хрустнуло. У деда часто болела голова, вскоре начало нарывать за ухом, началось воспаление, сделали операцию, но и это не помогло. В 58 лет его не стало.
В 1947 году на Пасху в клубе родной деревни мама встретила свою судьбу — будущего мужа Виктора. Его семья переехала из Свердловска, куда они ездили на заработки. Она его раньше не знала, он был родом из соседней деревни и был младше ее на четыре года. Следующая встреча состоялась в деревне на Троицу. Отец был настойчив, звал маму замуж. Ему было всего 18 лет.
Но судьбе было угодно связать две судьбы в одну нить. 14 января 1948 года мои родители все же поженились. Семья отца была бедной, молодые жили с мамой отца Клавдией. Вскоре отца призвали в армию, мне, первенцу было всего 8 месяцев. Мама проводила отца до Балтачево, потом со мной на руках вернулась в деревню.
Отец попал служить на Дальний Восток. Мама жила со свекровью, косила сено, на санках возила дрова. Зимой она сильно простыла, ее положили в больницу, и, сделав неправильно укол, занесли инфекцию — началось воспаление. Нарыв не проходил, мама была очень плоха, тогда отца вызвали домой. Через какое-то время болезнь ушла, а солдат уехал обратно на службу. В 1952 году вернулся домой мой отец. Наша семья переехала жить в деревню Баш-Байбаково. Отец устроился лесником на кордон. После рождения брата Вали родители переехали в Николаевку. Здесь в 1956 году на свет появилась Татьяна. В 1957 году приехали в Мишкино. В то время Хрущев стал объединять колхозы, политика государства была направлена на сокращение числа деревень. Колхозных лошадей забрали, пахать было не на чем, людям стало негде работать. Они уезжали к родственникам, — кто в Свердловск, кто в Миасс…
Наша семья поселилась в старой конторе лесничества (сейчас на этом месте стоит магазин «Полушка»). Отец работал плотником, с лесничества ему давали бревна, доски, и он начал строить дом на улице Яныша Ялкайна. Через четыре года мы уже справляли новоселье. Моя мама охраняла посадку на Мишкинской горе от коз, овец, оставляла со мной брата и сестренку Таню. Затем она работала в больничном киоске продавцом, оттуда ушла на пенсию.
Михаил Клинов, переехав в Мишкино, построил дом рядом с больницей. Он работал в Мишкинском лесничестве, как и его брат Борис. Сестра Таня Перевышина и два брата жили рядом в Ташкенте (рядом с Мишкино). Сосновая посадка, которой засадили Лысую гору — заслуга братьев моей матери Михаила и Бориса Клиновых.
Мы, дети — Люба, Валентин, Таня, закончили Мишкинскую среднюю школу № 1, получили высшее образование. Я стала учительницей, Валя выучился в Йошкар-Оле на инженера лесного хозяйства, Таня — в Бирске на медработника. У всех свои семьи, дети, внуки.
Теперь уже мы с детьми и их семьями ездим отдыхать на природу в деревню Николаевка. Домов там, конечно, давно нет, но все также течет родник, цветет сирень, растут грузди, стоят старые ивы на берегу озера под горой Маяк.
Воспоминание о маме
Я, Лева Пашерстник, родился в Минске в 1932 году 15 ноября в семье служащих. Папа работал в вагоне-ресторане, а мама (девичья фамилия Иоффе), родив меня и младшую сестренку Бронечку, в различные периоды жизни была домохозяйкой и продавала мороженое с тележки, которую в то время вывозили в центр города, где побольше гуляло людей.
 |
|
 |
 |
Загрузка...
