Татьянин День — праздник всех студентов. Студенческие годы, наверное, все вспоминают, как самые лучшие. Несмотря на трудности учёбы, неустроенность быта в общагах. Раньше было почти символично — студент голодный, но весёлый. Сейчас уже по-другому, но суть осталась. И порой накатывает такая ностальгия по той — студенческой юности.
Всех бывших и настоящих студентов с праздником!
Воспоминание о студенческих годах
Мы разбрелись по судьбам и векам, Лачуги заселили и хоромы. Уже который век выпускникам В обмен на юность выдают дипломы.
Для недовольства оснований нет, Грешно роптать, все было честь по чести. Спросите нас, как прожили пять лет, – Ответим кратко: прожили их вместе.
С чего мы как студенты начались? Чего же мы в конце концов добились? Мы поначалу нелегко сошлись, А под конец мы нелегко простились.
Средь вечной, неизбежной кутерьмы Жить в одиночку стало неприличным. Любимым становилось слово «мы», И делалось общественное личным.
Мы за своих могли вставать стеной И нынче утверждаем без натяжки: Неважно, кто из нас был коренной, А важно то, что все в одной упряжке.
И вот уже который год подряд Упряжку эту время погоняет, Меняя лица, должности, оклад, Но отношений наших не меняет.
Шагала пятилетками страна. Студентов же иным законом судят: Их пятилетка – навсегда одна, Второй не надо и уже не будет.
Наверно, кто-то этому не рад, Но нам пенять на сроки не пристало. Мы времени имели в аккурат – Не слишком много и не слишком мало.
Никто из нас отсрочек не просил. Естественно, всего мы не успели, Но что смогли, на что хватило сил, Мы выучили, выпили и спели.
Песня, ставшая практически гимном студентов.
Эдуард Асадов Студенты
Проехав все моря и континенты, Пускай этнограф в книгу занесет, Что есть такая нация — студенты, Веселый и особенный народ!
Понять и изучить их очень сложно. Ну что, к примеру, скажете, когда Все то, что прочим людям невозможно, Студенту — наплевать и ерунда!
Вот сколько в силах человек не спать? Ну день, ну два. и кончено! Ломается! Студент же может сессию сдавать, Не спать неделю, шахмат не бросать Да плюс еще влюбиться ухитряется.
А сколько спать способен человек? Ну, пусть проспит он сутки на боку, Потом, взглянув из-под опухших век, Вздохнет и скажет:- Больше не могу!
А вот студента, если нет зачета, В субботу положите на кровать, И он проспит до следующей субботы, А встав, еще и упрекнет кого-то: — Ну что за черти! Не дали поспать!
А сколько может человек не есть? Ну день, ну два. и тело ослабело. И вот уже ни встать ему, ни сесть, И он не вспомнит, сколько шестью шесть, А вот студент — совсем другое дело.
Коли случилось «на мели» остаться, Студент не поникает головой. Он будет храбро воздухом питаться И плюс водопроводною водой!
Что был хвостатым в прошлом человек — Научный факт, а вовсе не поверье. Но, хвост давно оставя на деревьях, Живет он на земле за веком век.
И, гордо брея кожу на щеках, Он пращура ни в чем не повторяет. А вот студент, он и с хвостом бывает, И даже есть при двух и трех хвостах!
Что значит дружба твердая, мужская? На это мы ответим без труда: Есть у студентов дружба и такая, А есть еще иная иногда.
Все у ребят отлично разделяется, И друга друг вовек не подведет. Пока один с любимою встречается, Другой идет сдавать его зачет.
Мечтая о туманностях галактик И глядя в море сквозь прицелы призм, Студент всегда отчаянный романтик! Хоть может сдать на двойку романтизм.
Да, он живет задиристо и сложно, Почти не унывая никогда. И то, что прочим людям невозможно, Студенту — наплевать и ерунда!
И, споря о стихах, о красоте, Живет судьбой особенной своею. Вот в горе лишь страдает, как и все, А может, даже чуточку острее.
Так пусть же, обойдя все континенты, Сухарь этнограф в труд свой занесет. Что есть такая нация — студенты, Живой и замечательный народ!
Студенческая прощальная. Из далеких 70-х.
Песню Б. Окуджавы «Возьмемся за руки, друзья» поет Олег Погудин
Я. Френкель «Студенческая дорожная», из к/ф «Это мы не проходили»
И ещё подборка студенческих песен разных лет.
«Студенческая» ( мы тоже пели похожее, немного с другими словами)
Воспоминания. Студенческие годы
О. Вонифатий Соколов
Помню, о. Вонифатий все донимал меня, чтобы я сбрил усы: «Костя! Почему вы не сбреете ваши усы? Они расширяют ваше лицо!» Я отвечал, что меня о. Александр благословил. Как-то раз он даже Патриарху об этом сказал, на что тот шутливо ответил: «Это особый случай!» [2] .
О. Аркадий Пономарев
Я вспоминаю о. Аркадия Пономарева, который служил в храме Петра и Павла у Яузских ворот. Это был очень энергичный человек. Он первым в годы войны отремонтировал свой храм. До войны наше духовенство, платя очень высокие налоги, вынуждено было собирать пожертвования на ремонт. Выходил батюшка в епитрахили и говорил: «Православные, помогите — кто сколько может!» — и шел по рядам, а прихожане клали — кто пятачок, кто какую другую монетку. О. Аркадий, выходя, всегда очень конкретно говорил: «Проповедь на праздничное чтение», — и, как только он начинал говорить, раздавалось щелканье кошельков, — тогда были распространены кошелечки с двумя шариками: все знали, что закончит он одной и той же фразой: «Други мои! Храм наш требует ремонта!» И — еще не кончилась война, как он уже отремонтировал церковь Петра и Павла.
Великий Пост — это вскрытие истоков собственной нравственности. Весной вся природа очищается — очищаются газоны, появляется молодая травка, подснежники. Точно так же в пост организм очищается от шлаков, а вместе с тем в душе открываются особые рецепторы, способные чутко сострадать Страстям Христовым в Великую Пятницу, а потом с восторгом встретить Светлое Христово Воскресение. Перед Пасхой, как водится, прежде всего мыли окна. Я всегда с ужасом смотрел, как в высоком доме, где-нибудь на пятом—шестом этаже хозяйка, стоя на подоконнике и высунувшись из окна, вовсю намывает стекла. Дома перемывали посуду, вытирали всю пыль и грязь, — все, что за зиму накопилось. В Великий Четверг непременно брали огонь от «Двенадцати евангелий», приносили домой и старались сохранить весь год. Для этого в доме горело несколько лампад, — если в одной масло иссякнет или ветер огонек задует, то в других он сохранится.
Причащаться на Пасху в наше время было не принято.
Для нас высшим благоговением было причаститься в Великий Четверг — вместе с учениками Христовыми. Служащие, те, кто в этот день никак не мог, причащались в Великую Субботу. Была даже особая постоянная «субботняя» публика: профессора и другие видные люди.
Конечно, есть люди, которые и в церковь-то заглядывают только на Пасху, — для таких это единственная возможность. Такие были и до революции. Патриарх рассказывал, как одна чопорная петербургская дама говорила — с особым галликанским акцентом: «В церкви так скучно! Бог знает, что: как ни придешь, все — «Христос воскресе!»»
С Красной горки начинали катать яйца. У меня в детстве тоже была специальная дощечка для этого, — длиной, наверное, в полметра, с наклоном и с желобком внутри. На один конец яйцо клали, с другого — катили. Чье яйцо уцелеет — тот победил.
В послевоенные годы, когда особенно дороги стали могилы, народ пошел на кладбища не на Радоницу, как было принято раньше, а в первый день Пасхи. До революции такого явления не наблюдалось. Что ж — новые обычаи тоже рождаются. На Преображенском кладбище есть могила наших солдат, скончавшихся в госпиталях после Финской кампании. И вот, куртина от обелиска до ворот в прошлые годы была сплошь засыпана крашеными яйцами. Памятник — красная звезда на обелиске, а рядом стоят люди и поют пасхальные гимны.
По моим наблюдениям, такого пасхального ликования, как в России, нет нигде в мире. Однажды мне пришлось присутствовать в костеле — у нас в Москве, — на католическую Пасху, — и показалось очень уныло. К счастью, православная Пасха была позже и я, так сказать, получил компенсацию.
Я застал только уже самый закат обновленчества. Кончилось же оно со смертью Введенского. Как-то он пришел на прием к Патриарху, но тот его не принял. Оскорбленный Введенский заявил: «Вы меня позовете, но ноги моей больше здесь не будет. » В тот же день его разбил паралич, вскоре он и умер. Для Патриарха же было очень тяжело воспоминание о том, как в 20-е годы его вынудили принять Введенского в общение, обещая за это сохранить жизнь митрополиту Вениамину. Об этой истории многие знали, но никогда не говорили; Патриарха же это жгло до самой смерти. Последним оплотом обновленцев был храм Пимена Великого в Новых Воротниках. Однажды ехал я в трамвае на площадь Борьбы [4] и, выходя с передней площадки, заметил, что с задней в трамвай входит какое-то духовное лицо — в синей или даже голубой полинявшей рясе, с крестом и панагией, — человек очень неприятного вида. Потом я спрашивал, кто бы это мог быть, — мне сказали только, что это кто-то из Пименовского храма. Там же служил сам Введенский с семейством. Периодически они устраивали в алтаре «разборки», — чему благоговейно внимали прихожане через алтарную преграду. Говорили, что однажды из алтаря вылетела митра и покатилась по храму. Оставалось только гадать, была ли она в кого-то пущена или сбита сыновней рукой с головы первоиерарха. Мне довелось лет пять держать у себя на приходе в Песках его сына, который был уволен туда за полную неспособность к ведению регулярной службы в городском храме. Это был сын от второго или третьего брака, всю блокаду проведший с матерью в Ленинграде, — что наложило на него свой отпечаток. По душе это был человек очень хороший, с глубоким покаянным духом (и во хмелю и после оного). Он, к тому же, был автомобилист, и я подарил ему генератор и ветряк для выработки электричества, а потом мне жаловались, что он одному себе лампочку провел и книжки читает, а другим электричества не дает. Тогда я просто провел электричество в храм, и это обошлось дешевле, чем прежние самодеятельные затеи.
Вспоминаю начало занятий — в ноябре 1943 г. Нас встречает «генерал-директор тяги», Дионисий Федорович Парфенов. Моложавый, худощавый генерал, невысокого роста, он обращается к студентам с большим уважением, пожимает каждому руку и вручает маленький традиционный значок-восьмиугольник с изображением на красном фоне надписи «МИИТ».
На первом курсе студенты — и только что окончившие среднюю школу, и уже отвоевавшие, с контузиями, ранениями. Были и те, кто ушел на фронт после второго-третьего года обучения, а после ранения вернулся. Среди них девушка-инвалид. У нее целой была только одна нога, вторая — по колено (она ходила на протезе), и не было обеих рук, примерно до локтей. Кем она была на фронте, я точно не знаю — то ли радистка, то ли санинструктор. Относились к ней рыцарственно, ее опекали и студенты-юноши, и взрослые. Ребята ждали ее, чтобы открыть дверь, чтобы в гардеробе снять с нее, прежде всего, полевую сумку, потом пальто, потом вновь одеть на нее эту сумку, и поодаль сопровождать ее по лестнице, — пока она, медленно — независимо от этажа здания, — тяжело переставляя протез, поднималась по ступенькам. Лекции она только слушала, писать не могла, — на руках у нее были неподвижные черные перчатки. Тем не менее она закончила МИИТ с красным дипломом. Где она потом работала, я не знаю, — она училась на курс старше нас, но заканчивала уже без меня.
По традиции первую неделю первокурсники слушали самых крупных ученых и профессоров, и только потом начинались обычные занятия — с заданиями, опросом, отметками и прочей атрибутикой воспитательной работы [5] .
Мне запомнилась одна из первых лекций академика Образцова. Добродушный, чуть полноватый человек в форме светлого цвета, представился так: «Ну, меня-то вы не знаете! Я Образцов, — некоторая пауза, — Академик. А вот сына моего все в Москве знают. Он до сих пор в куклы играет на Тверской. У меня два сына. Старший-то — умный. Он мне на самолете из Киева мешок картошки привез». Старший сын его был военный летчик, а младшего, и правда, знают все. Театр его существовал еще до войны, и действительно располагался тогда на Тверской. Помню еще парадоксальное замечание академика Образцова: на «путейском» языке слово «путь» — женского рода. С этого начиналось знакомство с курсом организации движения.
Мы знали, что актовый зал был некогда домовым храмом. Конечно, речи о его восстановлении не было. Но как-то негласно признавалось то, что возвышение, расположенное на месте алтаря, — священное место, и оно ничем не было занято. Воинствующего атеизма не было. Преобладал общий дружеский тон. Кто-то бывал в церкви. Посещавшие храм не вызывали удивления или критики. Однажды один из студентов рассказал о своей озорной выходке в церкви. Его никто не поддержал и, тем более, никто не одобрил.
Одного из моих друзей вызвали в комитет комсомола. Стали расспрашивать, о том, о сем. Потом секретарь комитета спросил его: «А что-то фамилия у вас подозрительная: Рождественский» — «Конечно, — ответил тот, — как и ваша». Фамилия секретаря была Успенский.
Иногда мы узнавали в храмах наших профессоров, скромно стоящих где-то в уголочке, а нередко и военных, у которых под штатским пальто или плащом отчетливо прорисовывались погоны [6] .
Однажды в Великую Пятницу мы сдавали экзамен. Принимал его, как я помню, доцент Смирнов, и здорово меня мучил. Пока я сидел, готовился, он встал, повернулся ко мне спиной, и я увидел у него на пиджаке подтек воска. «Ах ты, — думаю, — меня терзаешь, а сам-то вчера где был?» Конечно, слушал «Двенадцать Евангелий»!
Естественно, все мы слушали курс исторического материализма, политэкономии, получали соответствующие баллы на зачетах и экзаменах, но среди нас были молодые люди, — особенно из фронтовиков, — глубоко чувствовавшие ту историческую духовную традицию, которая напрямую ассоциировалась с Церковью. Дискуссий, как правило, не вели. Но преобладало, как основное направление, бережное отношение к историческому прошлому Родины, что, кстати, и было общим настроением героизма и патриотизма.
Как заповедное место вспоминается библиотека с ее старинным интерьером, очередью за учебниками и выпрашиванием «на денек» серьезных отраслевых изданий.
Аудитории были нетопленые, писать — не на чем. Мы меняли свои продовольственные карточки на бумагу, знали на центральном рынке, у кого можно купить подешевле. Кроме того, нам давали талоны на табак и надо было курить: перекур — вещь обязательная к исполнению. Мы великолепнейшим образом умели закрутить кусок газетки, засыпать туда табак, скрутить, потом вынуть «катюшу» из кармана, высечь необходимую искру и потом обменяться -кто искрой, кто табачком. Это был целый ритуал, — как в армии, так и у нас. Пришлось курить и мне. Своей потребности в этом у меня не было — так что, как только кончилась война, я скрутил свою последнюю сигарету и больше уже к этому не прикасался [7] . Я и тогда-то большую часть табачных карточек обменивал на бумагу. Помню, пожаловался старшему брату, Николаю Владимировичу: «Все бы ничего, но бумаги нет, очень трудно, она дорогая». А он рассмеялся и говорит: «Знаешь, когда мы учились, мы ходили по пустым вымершим квартирам, срезали обои и на них писали».
Мои занятия виолончелью продолжались с 1943-го по 1954-й год — и к этому времени у меня уже был определенный репертуар, состоявший из таких произведений, как «Лебедь» Сен-Санса или «Танец маленьких лебедей» Чайковского. То, что я играл, было в основном уныло-меланхолического духа — «lente», «adagio», «moderate». Пометки «allegro» «a росо vivace», «presto», «prestissimo» не вдохновляли меня. Патриарх, зная о моих занятиях, иногда употреблял забавные термины. Так, если надо было быстро уехать с какого-то мероприятия, он говорил: «Ну что, аллегро удирато?»
Потом началась моя практическая церковная работа, которая не оставляла мне ни малейшего времени. Но все-таки я основал в Духовных школах смычковый ансамбль из 22 человек, сам покупал скрипки. У нас были 4 виолончели, 2 великолепных альта. Будущий митрополит Минский Филарет был у нас виолончелистом, как и я, а покойный теперь уже митрополит Тверской Алексий (Коноплев) — первой скрипкой. Это было в начале 50-х. В последующие годы, до моего ухода, ансамбль кое-как держался, а потом распался. Инструменты пропали: что-то продали, что-то разворовали.
И сам я сейчас, к сожалению, самое большее, что могу, — это взять инструмент, протереть мягкой тряпочкой, настроить, чтобы дека была в рабочем положении. Техника, конечно, потеряна.
Яркие воспоминания о студенческих годах
Слова «шара», «халява» и «хвостовка» нормальному человеку режут слух. Ровно до тех пор, пока он не попадает в универ. Новоиспеченный студент, которым себя мнит абитура, разумеется, верит в то, что после окончания ВУЗа его ждет теплое место в рабочем коллективе, где он будет работать по специальности и получать приятную зарплату.
Общага… Это странное, жуткое и шумное место по необъяснимым причинам через год (то есть когда студент в самом деле становится студентом) уже воспринимается домом. Она-то и учит молодого будущего специалиста всем жизненным грамотам: пить, гулять, бодрствовать неделями, оставаться жизнерадостным, даже если в кармане дырка от бублика и пустая зачетка в конце сессии, но эта школа выживания играет немалую роль в жизни каждого.
Пусть вас не смущают некоторые страшные фото, цену им поймут только те, кто посвящен в самую веселую и удалую пору — СТУДЕНЧЕСТВО.
Студенты очень грамотны:
Умеют правильно просить о помощи
И заботятся друг о друге
Романтичны и с отменным чувством юмора
Бывают даже аккуратными!
Мало едят и практически не спят
Спят часто тогда, когда много пьют
Умеют выживать в любой остановке Креативны, особенно в сложных жизненных обстоятельствах Борцы за справедливость: как правило, старшекурсники преподают мораль Трогательны и честны Даже девушки умеют за себя постоять! Иногда ленивы, но лень и есть двигатель прогресса Умеют войти в положение, если к соседу пришла девушка Как никто, умеют радоваться праздникам Имеют непоколебимые традиции И верят в то, что шара — одухотворенная… И если ровно в полночь во время сессии, распахнув настежь окно, махать нестираным неделю носком с криком: «Шара, приди. », она обязательно услышит, и придет. Только после сдачи экзамена ее непременно нужно полить пивом, иначе она обидится, а сессий впереди еще много…
Бывшие студенты о годах студенчества: – Хорошее это было время…
25 января учащиеся средних профессиональных и высших учебных заведений отмечают День российского студенчества. А накануне праздника на редакционном «перекрестке» жители города Константиновска поделились воспоминаниями о своей студенческой жизни.
Елена Ивановна Минеева в 1985 году окончила механико-математический факультет Ростовского государственного университета:
– В то время РГУ был прес тижным вузом, дающим отличное классическое высшее образование. Я помню его знаменитого ректора Ю.А.Жданова, под руководством которого наш университет был гордостью города Ростова-на-До-ну и Юга России.
Много хороших воспоминаний о работе в студенческом интернациональном стройотряде. Женский стройотряд был сформирован из студентов разных факультетов РГУ, включая иностранцев. Мы работали на разных строительных объектах вместе с кубинками, вьетнамками и немками. Именно в стройотряде я научилась водить мотоцикл и трактор, ездить верхом на лошади.
У нас на факультете интересно и весело проходил День смеха. 1 апреля студенты рисовали смешные плакаты, готовили провокационные вопросы, которые можно было задать преподавателям на конференции. Помню студенческие спортивные соревнования. Я играла в баскетбольной команде факультета, а мехмат неоднократно становился чемпионом РГУ по баскетболу.
Евгения Владимировна Телегина в 2001 году окончила экономический факультет Новочеркасского политехнического института: – Мы учились сами, не платили деньги за экзамены и зачеты. Еще и умудрялись подрабатывать, выполняя на заказ курсовые, контрольные и дипломные работы. Лентяев всегда хватало.
А жизнь в студенческом общежитии, как мы говорили «в общаге», – это особые воспоминания. Кто прошел через нее, меня понимает. Еще мы с однокурсниками ходили в походы на Дон. Ставили палатки, вечером – костер, песни под гитару. Разве это забудешь?! Елена Петровна Шурлова окончила в 1994 году химико – биологический факультет Ростовского педагогического института: – Студенческая жизнь – это молодость, свобода, интересное общение с однокурсниками, веселые приключения, легкое отношение к экзаменам, как к лотерее. И чтобы ее почувствовать в полной мере, надо учиться очно.
Помню наши летние полевые практики за пределами Ростовской области, на которых студенты-биологи изучали растительный и животный мир. Однажды на экскурсии нам удалось увидеть маленьких совят. Они были такие смешные, похожие на инопла-нетян. А еще мы ловили в ручье лягушек и препарировали их, чтобы узнать, чем они питаются. Правда, не у всех это получалось с первого раза. Потом из лягушачьих шкурок делали чучела.
Галина Николаевна Олейникова окончила в 1989 году факультет гидромелиора-ции Новочеркасского инженерно-мелиоративного института:
– Мои воспоминания о студенческих годах – это веселая жизнь в студенческом общежитии, талоны, по которым мы покупали масло и сахар. Стипендии в 45 рублей нам хватало на все и даже на обед в ресторане. Мы участвовали в рейдах добровольной народной дружины на дискотеках, дежурили в Вознесенском кафедральном соборе во время Пасхи. Хорошо помню лекции многих преподавателей. Тогда нам давали по многим предметам фундаментальные знания. Со студенческой скамьи у меня остались хорошие подруги, мы дружим до сих пор, несмотря на то, что живем в разных городах. Якимова Лидия Ивановна окончила в 1980 году физико-математический факультет Нижнетагильского педагогического института:
– В нашем институте в начале каждого учебного года для первокурсников организовывался «Звездный поход». Команды факультетов получали свои маршруты и выходили с разных точек. Местом общего сбора была турбаза института. Если посмотреть на общую схему маршрутов, то получалась пятиконечная звезда.
Отсюда было и название похода. Во время 5-километрового похода первокурсники выполняли различные задания, знакомились друг с другом, узнавали кто на что способен. По прибытию на турбазу подводились итоги похода. Интересно было узнать, какой факультет победил в этом году. А потом были концерт и вечер отдыха для всех студентов.
Я до сих пор помню то необыкновенное чувство радости, ожидания какого-то чуда, которое переполняло нас тогда. Столько лет прошло, а студенческие годы не забываются. Хорошее это было время!
25 января учащиеся средних профессиональных и высших учебных заведений отмечают День российского студенчества. А накануне праздника на редакционном «перекрестке» жители города Константиновска поделились воспоминаниями о своей студенческой жизни.
Елена Петровна Шурлова окончила в 1994 году химико – биологический факультет Ростовского педагогического института: 
Якимова Лидия Ивановна окончила в 1980 году физико-математический факультет Нижнетагильского педагогического института:
Загрузка...
